"Не верь актеру никогда. Убей в себе эту любовь к артисту. Актер будет признаваться тебе в любви, завораживать тебя и удивлять, потрясать и гипнотизировать. Его красота и талант будут обжигать тебя и постепенно затягивать в черную дыру. Мир будет крутиться вокруг тебя, ты потеряешь равновесие. Глаза, ум, душа и дыхание актера будут проникать в тебя. Его сексуальная и психическая энергия будут делать из тебя влюбленного раба, а потом и зависимого хозяина. В этот момент ты будешь готов упасть и отречься от всего в мире ради него, и то, что было важно час назад, перестанет существовать для тебя, и это будет так.
Настоящий актер будет хотеть «спать» с тобой. Дрожащие кокаиновые образы репетиций захлестнут вас, интеллектуальные и психологические токи свяжут вас, молнии ударят прямо в сердце. Актер будет царапать, кусать, провоцировать на флирт и вести с тобой нескончаемую игру. Он будет вырывать куски с кровью из своего тела и души и бросать их. «Это тебе, на вот возьми! — скажет он. — Это все для тебя, мой единственный первый режиссер, хотя до тебя были другие. Я твой — бери меня всего. Я только для тебя, я так никогда не любил других, как тебя. Ты — мой молодой Бог. Ты — моя кровь. Мое дыхание. Моя мечта. Оплодотвори меня, изнасилуй, укради, забери, обмани, наконец купи меня всего. Я отказываюсь от всего. О мой безумный режиссер!»
Не верь всему этому. Это все было до тебя с другими, и это будет дальше уже без тебя.
Актер, запрограммированный на измену. Актеру нужно победить тебя и забрать в свою нору, чтобы там в норе хищно выпотрошить тебя и забыть.
Когда ты упадешь от любви к нему, именно тогда актер наступит ногой на твою поваленную голову, придавит шею, в которой бьется горячая артерия «жажды и страсти», и… отрубит тебе голову с жалостью или без жалости. И бросит ее на блюдо, вытрет о стены свои окровавленные пальцы, пьяно улыбнется и пошатываясь пойдет заниматься оргией в соседнюю комнату со своими братьями актерами — в поисках нового автора, новой жертвы.
Твои глаза, которые в отрубленной голове еще живы, косятся в ту сторону, и ты четко видишь через полуоткрытые двери соседней комнаты их дикие танцы возле огня. Сквозь свою последнюю тишину ты видишь, как актеры пьют, танцуют, смеются. Они выглядят как чудовища с полузвериными туловищами с шерстью, как фавны с копытами диких козлов и коз. Это те «священные животные», о которых когда-то писал Кокто. В твоей голове пульсирует только один вопрос — как же так случилось? Как это случилось со мной?
Еще ты видишь, как актеры кидают жребий, какие новые тексты играть, какова новая их жертва, с каким новым режиссером встретиться завтра. Они с дикостью разрывают листы бумаги, где написаны для них новые роли. С годами из-за бесконечных проб и игры их мозг деформирован настолько, что они сами уже не знают — кто они и что они. Они являются одновременно и Гамлетом и Офелией, их психика гермафродитна. Их нутро — хочу все и ничего. Внутри них есть лишь дыра тотальной пустоты.
В этих «священных чудовищах», в их прыжках, в конвульсиях их любви и впрямь высекаются порой гениальные искры — в эти секунды они имеют такую магическую силу, перед которой не устоит ни один режиссер и зритель. И вам остается только привязываться к мачтам кораблей крепкими шнурами, как это делала когда-то команда Одиссея, чтобы не выпрыгнуть в открытый сумасшедший Океан. Умопомрачительное пение «прекрасных фурий-сирен» зовет вас."

Андрий Жолдак. Письмо к еще не рожденным режиссерам и артистам.