комок нервов
о "Солнце мертвых" Шмелева.
мне страшно читать. писала я об этом уже не единожды. но это не только страшно, но и интересно. и такое читать надо. Наталья Сергеевна говорила, что страшнее подобного не написать.
я люблю, когда меня пугают книги. это настоящий страх, пробирающий до костей. тот испуг, который вызывают фильмы ужасов, совсем иного рода. Он автоматичен и не искренен. он как бы просчитан заранее режиссером и его съемочной группой. он основан на громких звуках, отвратительного вида сценах, в общем, инстинктивный страх. когда же тебя пугает чтение, можно сказать, то тут работают твоя личная съемочная группа: мозг и воображение. а они знают тебя намного лучше, чем Хичкок.
со страниц дышит безысходность положения этих людей, разграбленных, убитых морально, оставленных умирать. в них постепенно угасает то человеческое, что сохранилось после страшного красноармейского разбоя. они пытаются продержаться, как можно дольше, сохранить себя, насколько это возможно. они не едят птиц и коров, ведь с ними связано их прошлое, которое уже кажется невероятным и чем-то фантастическим. невозможно уже поверить, что когда-то было все хорошо. особенно тяжело людям, у которых была цель в жизни, и сейчас, потеряв практически все, потеряв любые возможности к продолжению своего существования, они наперекор судьбе находят любые способы продолжать свое дело. это доктор, не прекращающий ставить на себе опыты, записывая в книжку отчеты о постепенном ухудшении организма, питающегося исключительно ядовитым миндалем. это писатель, продолжающий писать без чернил и без бумаги (все изъяли), пишет на камнях соком каких-то цветов. они все знают, что скоро конец. что он неминуем, но продолжают бороться, потому что, а как по другому? чем заполнить эти бесполезные и пустые дни ожидания приходящей смерти?
эту эпопею (кстати, не забыть подумать, почему так обозначен жанр) надо прочитать каждому. чтобы знать то, что творилось в нашей стране всего-то 100 лет назад, даже меньше. это не такой уж и большой отрезок времени. все это было недавно. и очень вероятно, что повторится. раз так быстро забылся.
написано таким талантливым языком, что невозможно сдержать слез. боль на каждой странице, в каждом пейзаже и диалоге.
"...Охраняемые Законом, за богатыми письменными столами, с которых никто не сбросит портреты дорогих лиц, на которых солидно покоятся начатые работы, с приятным волнением читаете вы о "величайшем из опытов" - мировой перекройке жизни. Повторяете подмывающие слова, заставляющее горделиво биться уставшее от покоя сердце, эти громкие побрякушки - титанические порывы духа, гигантское обновление жизни, стихийные взрывы народных сил, величавые устремления осознавшего свою мощь гиганта-пролетариата... - кучу гремучих слов, проданных за пятак беспардонно-беспутными строкописцами.
Тоскующие по взлетам, вы рукоплещете и готовы послать привет. Вы даете почетные интервью, восхищаясь и одобряя, извиняя великодушно частности, обязательно повторяя, что не ошибается только тот, кто... Ну, понятно. Ваши громкие имена, меченые счастливым роком, говорят всему миру, что все в порядке вещей. Благосклонные речи ваши наполняют сердца дерзателей, выдают им похвальный лист.
Невысока колокольня ваша: с нее не видно.
Покиньте свои почтенные кабинеты, с успокоительным светом приятных ламп, с тысячами томов, закрывающих золотом переплетов оголенную сущность жизни. Ступайте и посмотрите сами! Увидите не бумагу, засыпанную словами: увидите затекшие кровью живые души, брошенные как сор. Увидите все, если только хотите видеть! Увидите и самих дерзателей, развязно не забывающих, что императорские - дворцы, "роллс-ройсы" и поезда, тонкие вина прошлого, покоящие кресла, поглощающие ковры, белье тончайшего полотна с несорванными коронами, посуда с гербами чужих столов, - добытое дерзаньем, - куда приятней пустых панелей бродяжной жизни; что прекрасные вещи важнее прекрасных слов, а славу можно сорвать и дерзостью; что соблазнительными речами можно замазать глаза рабам, наглухо забить уши, а для охраны - можно нанять штыки.
Пойдите сами!.."
мне страшно читать. писала я об этом уже не единожды. но это не только страшно, но и интересно. и такое читать надо. Наталья Сергеевна говорила, что страшнее подобного не написать.
я люблю, когда меня пугают книги. это настоящий страх, пробирающий до костей. тот испуг, который вызывают фильмы ужасов, совсем иного рода. Он автоматичен и не искренен. он как бы просчитан заранее режиссером и его съемочной группой. он основан на громких звуках, отвратительного вида сценах, в общем, инстинктивный страх. когда же тебя пугает чтение, можно сказать, то тут работают твоя личная съемочная группа: мозг и воображение. а они знают тебя намного лучше, чем Хичкок.
со страниц дышит безысходность положения этих людей, разграбленных, убитых морально, оставленных умирать. в них постепенно угасает то человеческое, что сохранилось после страшного красноармейского разбоя. они пытаются продержаться, как можно дольше, сохранить себя, насколько это возможно. они не едят птиц и коров, ведь с ними связано их прошлое, которое уже кажется невероятным и чем-то фантастическим. невозможно уже поверить, что когда-то было все хорошо. особенно тяжело людям, у которых была цель в жизни, и сейчас, потеряв практически все, потеряв любые возможности к продолжению своего существования, они наперекор судьбе находят любые способы продолжать свое дело. это доктор, не прекращающий ставить на себе опыты, записывая в книжку отчеты о постепенном ухудшении организма, питающегося исключительно ядовитым миндалем. это писатель, продолжающий писать без чернил и без бумаги (все изъяли), пишет на камнях соком каких-то цветов. они все знают, что скоро конец. что он неминуем, но продолжают бороться, потому что, а как по другому? чем заполнить эти бесполезные и пустые дни ожидания приходящей смерти?
эту эпопею (кстати, не забыть подумать, почему так обозначен жанр) надо прочитать каждому. чтобы знать то, что творилось в нашей стране всего-то 100 лет назад, даже меньше. это не такой уж и большой отрезок времени. все это было недавно. и очень вероятно, что повторится. раз так быстро забылся.
написано таким талантливым языком, что невозможно сдержать слез. боль на каждой странице, в каждом пейзаже и диалоге.
"...Охраняемые Законом, за богатыми письменными столами, с которых никто не сбросит портреты дорогих лиц, на которых солидно покоятся начатые работы, с приятным волнением читаете вы о "величайшем из опытов" - мировой перекройке жизни. Повторяете подмывающие слова, заставляющее горделиво биться уставшее от покоя сердце, эти громкие побрякушки - титанические порывы духа, гигантское обновление жизни, стихийные взрывы народных сил, величавые устремления осознавшего свою мощь гиганта-пролетариата... - кучу гремучих слов, проданных за пятак беспардонно-беспутными строкописцами.
Тоскующие по взлетам, вы рукоплещете и готовы послать привет. Вы даете почетные интервью, восхищаясь и одобряя, извиняя великодушно частности, обязательно повторяя, что не ошибается только тот, кто... Ну, понятно. Ваши громкие имена, меченые счастливым роком, говорят всему миру, что все в порядке вещей. Благосклонные речи ваши наполняют сердца дерзателей, выдают им похвальный лист.
Невысока колокольня ваша: с нее не видно.
Покиньте свои почтенные кабинеты, с успокоительным светом приятных ламп, с тысячами томов, закрывающих золотом переплетов оголенную сущность жизни. Ступайте и посмотрите сами! Увидите не бумагу, засыпанную словами: увидите затекшие кровью живые души, брошенные как сор. Увидите все, если только хотите видеть! Увидите и самих дерзателей, развязно не забывающих, что императорские - дворцы, "роллс-ройсы" и поезда, тонкие вина прошлого, покоящие кресла, поглощающие ковры, белье тончайшего полотна с несорванными коронами, посуда с гербами чужих столов, - добытое дерзаньем, - куда приятней пустых панелей бродяжной жизни; что прекрасные вещи важнее прекрасных слов, а славу можно сорвать и дерзостью; что соблазнительными речами можно замазать глаза рабам, наглухо забить уши, а для охраны - можно нанять штыки.
Пойдите сами!.."